— На сегодняшний день основная черта российского образования и вместе с тем его ключевая проблема — это массовость, когда почти все выпускники сегодня поступают в вузы и считают это необходимым условием выхода на рынок труда. Андрей Владленович, как вы оцениваете данную тенденцию?
— Массовость высшего образования — это мировая тенденция, которая прошла уже во многих странах, а мы ее подхватили только сейчас. В начале XX века для развития общества необходимо было всеобщее среднее образование. Теперь технологический уклад стал таким, что вообще возникает вопрос о всеобщем высшем образовании. В современных условиях человек обязан перерабатывать огромный объем данных, любая информация очень быстро устаревает, поэтому важно научить самой технологии получения знаний. А привитие исследовательских компетенций — задача высшей школы. И поэтому массовое образование должно быть, если мы хотим идти по пути инновационного развития.
— Несколько лет назад был намечен курс на воспитание молодых инноваторов-предпринимателей при вузах. Однако сейчас пошла мода на так называемый пролетариат. Как на дальнейшем формировании системы высшего образования отразится эта смена тренда?
— - Мода на инноваторов актуальна, как никогда. При этом, действительно стране не хватает квалифицированных рабочих. Но, на мой взгляд, нужно смотреть вперед. Приведу такой пример. В стоимости современного мобильного телефона 3% — это цена материалов, из которых он сделан, 7% — это затраты на его сборку, а 90% — то, что вложено умом, то есть дизайн, научные достижения, маркетинг. На данный момент доля интеллектуальной составляющей — 90%, но со временем она будет расти. Так во что мы собираемся вкладываться — в 3%, в 7% или 90%? Нужно вкладываться в 90%, но для этого труд рабочих должен быть высокоинтеллектуальным, автоматизированным. А он требует качественного высшего образования. Поэтому и японские автомобили, производящиеся с помощью роботизированных комплексов с компьютерным управлением под присмотром рабочих с высшим образованием, покупаются в США больше, чем их собственные машины, которые собирают не очень хорошо образованные мексиканские эмигранты.
— Получается, что предприятия просто не хотят платить больше за качественную работу. А может ли обеспечить высокий уровень знаний выпускника бесплатное высшее образование?
— Образование для общества исключительно важно, но пока оно не согласно за это платить достойную цену. Сейчас надо бы сказать — давайте снизим отчисления из бюджета на социальные нужды, бросим все средства на образование и тогда сделаем его массовым и качественным. Однако общество к этому не готово. А государство может себе позволить обучить из бюджета только 170 студентов на 10 тыс. населения. Это записанная в Конституции РФ норма, которая констатировала ситуацию, сложившуюся еще в 90-е годы. Качеством образования сейчас многие недовольны, но образование не может быть дешевым, на нем нельзя экономить. Буханка хлеба сейчас и в нашей стране, и в любой другой стоит примерно одинаково, потому что это труд, а хорошая и качественная вещь обходится дороже. То же самое касается и образования — если оно качественное, то не может быть значительно дешевле, чем в Германии или США. А сейчас затраты бюджета на одного студента у нас во многие разы меньше, чем там. Даже удивительно, что при этом мы ухитряемся готовить некоторое количество специалистов, которые пользуются спросом на Западе.
— Но в США, к примеру, нет бесплатного образования вообще. И американцы вроде бы на это не жалуются.
— По мнению американцев, высшее образование — это благо для самого человека. То есть если он получит образование, то будет больше зарабатывать, лучше и дольше жить, меньше болеть. И деньги, потраченные на обучение, к нему вернутся сторицей. Но, например, в Германии считают наоборот, что государство заинтересовано в приобретении высшего образования каждым гражданином, потому что это благо для всех. Мы больше тяготеем к взглядам немцев.
— Снижение баллового порога ЕГЭ в некоторых вузах приводит к тому, что абсолютно все одиннадцатиклассники могут поступить в вуз, причем даже троечники с низкими показателями по всем предметам. Но ведь от этого страдает качество и выпускаемые специалисты не соответствуют уровню диплома о высшем образовании, не так ли?
— Действительно, государство выделяет много бюджетных мест для инженерных и технических специальностей, так как они важны для инновационного развития экономики. И поэтому конкурса там, кроме нескольких вузов, практически нет. Например, в Санкт-Петербурге большое количество инженерных вузов, и в некоторых из них проходной балл составляет всего 105. То есть примерно по 35 баллов за предмет. Чтобы набрать студентов на все бюджетные места, вуз закрывает глаза на то, что некоторые еле-еле учатся. А затем такой горе-выпускник получает диплом инженера государственного образца и идет строить самолеты или дома. Потому самолеты и разбиваются, и здания рушатся — из-за недостатка образования. А плата за это для общества потом очень большая.
— В нашей стране наличие диплома является своеобразным допуском к профессии, однако, по сути, выпускаются специалисты с иллюзией образования?
— Действительно, если бы у нас факт получения диплома был несопоставим с правом заниматься профессией, то ничего страшного не было бы. В Америке, например, всего около 4 тыс. университетов, и 100 лучших вузов мира по многим рейтингам находятся именно там. Однако и 100 худших вузов мира располагаются там же. Но чтобы поступить на работу, американцы сдают профессиональный экзамен, и поэтому все выпускники в конечном счете оказываются в равном положении. Если бы у нас ввели что-то подобное, то на должность инженера не брали бы тех, кто не умеет работать.
— В настоящее время наблюдается еще один очевидный тренд: массовость высшего образования пытаются «урезать». Андрей Владленович, как вы относитесь к сокращению бюджетных мест в вузах, объединению учебных заведений?
— Перекос такой, что на инженерные и естественно-научные специальности вуз может брать столько бюджетных мест, сколько хочет, а гуманитариев все урезают. У нас в университете проблемы с конкурсом нет, он практически всюду большой, кроме разве что физики. По данной специальности мы соревнуемся в основном с физфаком МГУ и СПбГУ, где есть недобор, и туда могут сейчас поступить даже троечники. Но выпускникам лучше поступать в МГУ - там точно дают общежитие. Согласитесь, что когда школьные троечники с минусом легко поступают на бюджетные места по направлениям, приоритетным для развития страны, это ненормально, это в некоторых случаях порождает имитацию образования. При этом расходы бюджета на каждое бюджетное место очень низки. Поэтому и объявлен вектор развития на несколько лет – уменьшение количества бюджетных мест с одновременным увеличением расходов на каждого студента, который мог бы достойно учиться и стать хорошим специалистом. Сокращение произойдет, и оно будет болезненным. Но сейчас высшее образование становится ориентированным на бизнес.
— Инновационное развитие общества должно обеспечивать большое количество образованных людей. Но для достижения цели — общества знаний — необходимы дополнительные расходы со стороны государства?
— В странах, которые пошли по инновационному пути, сейчас более 50% взрослого населения имеет высшее образование. В нашей стране, и при этом мы говорим о массовости, очень низкий показатель — всего лишь 27% по результатам переписи. Молодежь у нас вполне в русле мировых тенденций и практически 75 процентов выпускников школ устремляется в вузы, которых, как мы знаем, сейчас много, как никогда. В царской России было около ста неплохих университетов, но в целом страна была малообразованная. Но если тогда это можно было себе позволить, то в XXI веке такая ситуация просто недопустима. К примеру, Бразилия сейчас сделала ставку на высшее образование и вкладывает в него до 8% бюджета. У нас государство инвестирует всего 3%. Китай в последние годы идет вперед семимильными шагами, здесь на одного студента затраты выше, чем в Америке. А в Японии и Южной Корее де-факто всеобщее высшее образование, и сейчас это страны-лидеры, причем во многих отраслях экономики.
— А есть ли сейчас реальная связь между фундаментальной наукой и реальной экономикой?
— У нас есть направления, которые готовят для бизнеса, для управления.
Но даже естественнонаучные и высокотехнологические отрасли требуют основ предпринимательства. Мы это называем инновационным менеджментом. Среди аспирантов любых специальностей этот курс очень популярен. Традиционно мы готовили ребят к научной деятельности, а тем, как внедрять науку в реальную жизнь, создавать на основе научного знания продаваемые продукты, долго никто не занимался. Сейчас мы пытаемся развивать это направление.
Мы создаем вокруг университета пояс малых инновационных предприятий, в федеральном реестре их уже 10. По-моему, часть из них основана на блестящих идеях. Не могу сказать, что они финансово успешны, прорыва вроде Instagram или Google пока нет. Предприятие «Фотоника», которое занимается выращиванием кристаллов и парателлурита, себя уже зарекомендовало. Мне кажется, должна сильно «выстрелить» организация, связанная с регистрацией интеллектуальной собственности в сети интернет.
— А готов ли Тверской госуниверситет стать инновационным центром региона?
— Да, для этого у нас есть все. Мы представляем собой крупный университет, входящий в элиту российского высшего образования. Есть хорошее для образовательного и научного центра географическое положение, уникальная природа и экология. В этом плане местонахождение Твери — между двумя российскими столицами — оптимально. Но для развития университета в этом направлении необходимы серьезные экономические вложения. Если регион будет поддерживать предприятия с низкой конкурентоспособностью, то развития не получится, и деньги будут выброшены на ветер. А если вкладывать те же средства в образование, выход будет 100%-ный хотя бы потому, что в Тверь поедет молодежь со всей страны. Создание мощного университета с качественным образованием — залог притока молодых специалистов, что, безусловно, выгодно для области. У нас немало сильных конкурентов в других регионах, но стартовые позиции хорошие.
— Год назад вы были, если можно так выразиться, одним из сподвижников авторов амбициозного проекта «Гуманитарное Сколково», которое планировалось создать в Завидове. Однако сейчас о нем ничего не слышно. Может быть, Тверской госуниверситет смог бы подойти для этого проекта?
— Мне этот проект действительно очень нравится. Когда я услышал о нем от Марата Гельмана, то сразу предложил сделать его на базе нашего университета. Потому что у нас есть для этого все. Нет необходимости создавать Сколково в чистом поле, лучше развивать то, что уже есть. У нас качественные гуманитарные факультеты, масса специалистов и здесь могут быть созданы такие вещи, которые принесут доход, равный заводам и фабрикам. Например, бренд «Гарри Поттер» стоит столько же, сколько «Газпром». А он создан, по сути, одним человеком, гуманитарием. В России пример такого бренда — «Смешарики», который стоит около 200 млн долларов. Многим огромным предприятиям до этого уровня далеко.
Одна из основных идей «Гуманитарного Сколково» — издательский рай. Для этого нужно было бы привлечь компании, инвесторов, но мы пока этим не занимались. Наш университет готов быть площадкой, создать для этого все условия, поддерживать их. Пока все остается только проектом в начальной стадии.
Проект должен быть интересен для бизнеса, для областной и городской администраций. Потому, что думать об интересах Верхневолжья, значит, выступать за развитие «умной» экономики, за чистые предприятия, которые не загрязняют почву и воздух и при этом приносят в бюджет какие-то средства. Конечно, если никаких изменений не произойдет, то попытаемся сами заняться реализацией данного проекта. Лично я увереннее себя чувствую с учеными, со студентами, чем с представителями бизнеса. Но если понадобится, то придется взять на себя эту миссию, чтобы не только улучшать положение и статус университета, но и способствовать развитию региона.
Ирина Тюрина
