В Тверской области, как и по всей России, началась масштабная реформа уголовно-исполнительной системы. О том, к чему приведет гуманизация и либерализация в колониях Верхневолжья и смогут ли места лишения свободы стать самоокупаемыми организациями, мы беседуем с начальником Управления Федеральной службы исполнения наказаний по Тверской области Александром САВИХИНЫМ
— Александр Михайлович, как известно, 11 марта вступил в силу федеральный закон, которым вносятся изменения в Уголовный кодекс. По 68 составам преступлений, предусмотренным действующим УК, исключены нижние пределы санкций в виде лишения свободы. Это в том числе и мошенничество, и разбой, и грабеж… Как вы считаете, не спровоцирует ли такая либерализация рост преступности? И насколько эти меры позволят разгрузить пенитенциарные учреждения Тверской области?
— В первую очередь поправки в Уголовный кодекс дают возможность судьям, до этого связанным по рукам и ногам, применять более широкий спектр видов наказаний. Теперь подход будет дифференцированным, появилась возможность принимать более взвешенные решения. Не секрет, что сейчас в СИЗО иногда попадают подследственные, которые могли бы содержаться и под домашним арестом: согласитесь, не всякий человек, совершивший преступление, настолько опасен для общества, чтобы его изолировать. Если молодой человек, например, стащил мобильник, — это, конечно, тоже преступление, но это не значит, что он должен ожидать приговора в СИЗО наряду с рецидивистами.
Насколько смягчение Уголовного кодекса разгрузит пенитенциарную систему, сейчас сказать сложно. Тем более что в этом вопросе все зависит от судебных решений.
В местах лишения свободы нашей области содержатся осужденные за разные виды преступлений, в том числе и за убийства, причастность к торговле наркотиками, изнасилования. Естественно, их в любом случае осудили бы к лишению свободы. А процент людей, осужденных за нетяжкие и средней тяжести преступления, и сейчас небольшой. Поэтому я полагаю, что количество отбывающих наказание в нашей области снизится максимум на 5%.
— В прошлом году Правительством РФ была утверждена Концепция развития уголовно-исполнительной системы до 2020 года. Как изменятся условия содержания спецконтингента согласно этому документу?
— Нужно отметить, что Концепция предусматривает не только либерализацию. Есть в ней в том числе и положения, ужесточающие условия содержания лиц, осужденных за тяжкие преступления, — их будут переводить в камеры тюрем. Да, эти камеры будут достаточно свободные и комфортабельные — не менее 4 кв. м на человека, но режим станет жестче — осужденный уже не сможет, как сейчас, свободно перемещаться по территории. А всех остальных действительно ждет смягчение режима: для этого будет развиваться сеть колоний-поселений общего и усиленного наблюдения. Причем в первом случае, когда речь идет об общем режиме, осужденные смогут работать в городах и поселениях. В тверском регионе, пожалуй, первым уголовно-исполнительным учреждением нового типа станет ИК-6 в Бежецке. Там нам предоставлен участок земли в 680 га, и порядка 100-150 осужденных будут выращивать на нем картофель и другие овощи. Другие граждане, отбывающие наказание, по контракту с муниципалитетом пойдут трудиться на предприятиях или в сельхозкооперативах района — в первую очередь туда, где нужны рабочие руки. Могу сказать с уверенностью: сельское хозяйство Бежецкого района будет развиваться.
— Насколько нам известно, в рамках гуманизации уголовного законодательства с 2010 года в России введено в действие наказание в виде ограничения свободы. Понятно, что для такого рода наказания необходима система контроля и слежения, включающая в себя использование электронных браслетов. Это по-прежнему вопрос далекого будущего или уже есть конкретные сроки, когда данные технологии появятся в регионе?
— Тверская область стала одной из 30 областей, где пока в пилотном режиме будут внедряться электронные браслеты. На сегодняшний день контракты с производителями этих устройств заключены, и вполне вероятно, что уже в этом году мы начнем их использовать. Хотелось бы, конечно, чтобы этот процесс завершился оперативно, ведь более мягкие виды наказаний, в том числе ограничение свободы, назначаются уже сейчас, и в результате нагрузка на наших сотрудников уголовно-исполнительных инспекций, которые исполняют наказание без лишения свободы, увеличивается колоссально. Ведь они должны приезжать к каждому осужденному лично, а это порядка 80-100 человек на одного работника УИИ.
— В последнее время все чаще говорится о том, что институт условно-досрочного освобождения несовершенен и тоже требует реформы. Об этом, в частности, заявлял руководитель ФСИН Александр Реймер, а потом и глава Минюста Александр Коновалов. В качестве меры предлагается обеспечить «постоянный, но оправданный доступ в места лишения свободы» для представителей общественности. А по вашему мнению, кто все же должен решать судьбу осужденных, претендующих на УДО?
— Для начала хочу подчеркнуть, что доступ общественности, в частности журналистов, мы обеспечиваем всегда — в этом отношении наша система, пожалуй, одна из самых открытых в России. Что же касается УДО, то сейчас есть два пути его получить: или сам осужденный пишет заявление в суд, и тогда администрация колонии предоставляет заключение — положительное или отрицательное, или он пишет заявление в административную комиссию колонии, которая рассматривает и принимает решение, ходатайствовать за освобождение или нет. Но окончательное решение в любом случае принимает суд. Однако эти схемы считаются коррупционными, поэтому и было принято решение привлечь общественность, чтобы они стали прозрачнее. Честно говоря, ее участие в решении судьбы осужденного лично у меня вызывает определенные сомнения. Человек «извне» никогда не будет знать, действительно ли исправился отбывающий наказание и можно ли его выпустить на свободу. Допустим, вы поверили осужденному, с вашей помощью он вышел по УДО, а на следующий день ограбил ваших близких. В таком случае в следующий раз, когда вы будете решать судьбу уже другого гражданина, вам будет не до объективности — такова психология. С некоторыми общественными правозащитными организациями вообще вопрос отдельный. Люди объединяются, открывают офис, закупают компьютеры, мебель и т.д., но при этом нигде не работают. На какие деньги содержатся эти «Рога и копыта»? Видимо, либо за счет иностранных государств, либо, что называется, с бандитского «общака». Такого рода «общественников», конечно, не стоит допускать в места лишения свободы и тем более доверять им решать судьбу осужденных.
— Еще одна инициатива в рамках либерализации системы касается медицинского обслуживания. Предлагается заменить тюремных врачей гражданскими. Как вы считаете, это действительно необходимо?
— Давайте взглянем на сухую статистику. Например, смертность в регионе — 22,2 на 1 тыс. человек, в среднем по РФ — 17,3, а в местах лишения свободы — 4,6. Это свидетельствует о высоком качестве работы наших врачей. Кроме того, наши учреждения обеспечены современным медицинским оборудованием, которому позавидует любая районная больница. В частности, в СИЗО у нас установлен флюорограф, не имеющий аналогов в области, а также работает лаборатория по определению иммуностатуса — такая есть только в областном Центре по профилактике и борьбе со СПИДом и инфекционными заболеваниями. Так что система здравоохранения у нас функционирует очень неплохо.
— Одной из главных причин реформирования пенитенциарной системы называют излишние бюджетные расходы на содержание осужденных. Тем не менее всем известно, что при исправительных учреждениях есть производства и подсобные хозяйства. Могут ли исправительные учреждения стать некими самоокупаемыми организациями или же без дотаций из бюджета не обойтись?
— По большому счету, в нашей стране уголовно-исполнительная система, что называется, кормила себя сама. При советской власти, вплоть до 1989-1990 годов, действовал исправительно-трудовой кодекс, согласно которому на лицевой счет осужденного поступало только 50% его заработка. Вторую половину забирало себе государство, и это позволяло целиком содержать Министерство внутренних дел. Сейчас осужденный возмещает только расходы на свое содержание, а также иски и алименты — все остальные средства оставляются ему. Конечно, теперь государство несет большие расходы. Деньги, которые зарабатывают предприятия при исправительных учреждениях, идут на воспроизводство. Единственное, что помогает снизить затраты на содержание спецконтингента, — это работа подсобных хозяйств. Например, в прошлом году мы произвели 225,8 тонны мяса. Этого количества хватает, чтобы кормить осужденных в течение полугода. Молоком и картофелем мы себя обеспечиваем полностью. Причем себестоимость нашей продукции очень низкая — цены на мясо составляют порядка 150 рублей за 1 кг. Собственное производство сельхозпродукции привело к тому, что нам удается предоставлять осужденным трехразовое горячее питание всего лишь на 50,6 рубля в день. Таким образом, во-первых, реально сокращаются бюджетные затраты, а во-вторых, у осужденных в результате этого остается больше денег на счете, поскольку они меньше тратят на свое содержание.
— Не секрет, что Тверская область страдает от острого дефицита кадров, особенно рабочей силы. В то же время исправительные учреждения располагают значительными человеческими ресурсами…
— Это действительно так, и до 1991 года все осужденные были обеспечены рабочими местами, потому что сами предприятия шли к нам за кадрами. Но сегодня мало бизнесменов, которые хотят открыть свое дело в местах лишения свободы. А зря —если предприниматель идет к нам, то получает два существенных преимущества. Во-первых, жесткая трудовая дисциплина и четкая организация. Во-вторых, в колонии уже есть инфраструктура, и предпринимателю не нужно проводить электричество, канализацию и другие инженерные коммуникации. При этом на базе исправительных учреждений есть ПТУ, где готовятся квалифицированные рабочие по 13 специальностям.
Справедливости ради стоит сказать, что почти половина осужденных, отбывающих наказание в тверском регионе, обеспечены работой. По этому показателю мы одни из лучших в стране — в среднем по России в колониях работает только каждый пятый. Причем в отдельных случаях спецконтингент может рассчитывать на очень приличные заработки: например, в ИК-10 некоторые осужденные получают по 35 тыс. рублей в месяц. Так что на свободу они выйдут явно не с пустыми карманами.
Елена ЛАЗУТКИНА
