Главный герой фильма «Прощаться не будем» - это город, считает сценарист Наталья Лебедева

Текст: Александра Панкратова

Фото: Анастасия Чистякова, архив Натальи Лебедевой 

- Да, это мой первый опыт написания сценария к полнометражному фильму. До этого я писала какие-то вещи, но, что называется, «в стол», и это оказалось необходимой тренировкой перед таким серьезным забегом. Кроме того, в интернет-сериале «Район тьмы» режиссера Арсения Гончукова вышла серия «Дед Мороз» по моему сценарию, еще в одной серии я выступила соавтором сценария.

-  Различия сильные. Сценарий – это основа, его потом наполняют все: и художник, и актеры, и режиссеры – каждый вносит частичку себя. Сильно отличается работа над диалогом. Павел Дроздов (режиссер фильма «Прощаться не будем» – прим. ред.) пригласил меня работать в качестве сценариста после того, как прочитал мой роман «Театр черепаховой кошки», и там ему прежде всего понравились диалоги. Впрочем, я очень быстро поняла, что писать для кино надо совсем по-другому.  Ведь одно дело, когда текст читают глазами, и совсем другое – когда его должны произносить. В результате я много раз переписывала диалоги. Чтобы быть точнее в будущем, понять, как все воплощается в жизнь, я хожу на съемки. Когда человек видит себя со стороны, он может двигаться дальше. Страшно сказать: то, что получилось сейчас, мне нравится. Но я не могу быть уверенной до конца, потому что это мой первый сценарный опыт. 

- Я никогда не позволяла себе думать, что я написала что-то идеальное, конечное и совершенное, и всегда критически относилась к тому, что делаю. Но, с другой стороны, и в противоположную крайность впадать себе не разрешаю: если ты будешь переписывать после каждого критического замечания, получится что-то несуразное. Нужно находить точку опоры, когда ты знаешь, где сделал хорошо, а где не дотянул.

- Когда я приступала к работе, то сразу определила, что этот текст не только мой - последнее слово всегда за режиссером. Конечно, Павел представляет себе что-то иначе, но от этого только интереснее. Актеры просят что-то скорректировать, только если неудобно какую-то фразу произносить. Это незначительные вещи, о них нет смысла говорить. 

- Артур Ваха полностью соответствовал моим представлениям о его герое, Сергей Горобченко – один в один. Другие артисты сначала не совпали с моим видением их персонажей, пришлось привыкать, но потом я поняла, что так даже интереснее. Например, героя Александра Робака я представляла высоким и худым, со впалыми скулами, очень резкими движениям. А он по «физике» мягче, крупнее по комплекции. Однако я быстро осознала, что в этой разнице не то что нет проблемы, это просто здорово, потому что главное то, что актер несет внутри. Так что - артисты великолепные, состав звездный, каждый раз, когда возникала новая фамилия в процессе подготовки к съемкам, это было как подарок. Такой состав – редкая удача, мне нравятся все – от заслуженных до молодых. Павел Дроздов умеет собирать вокруг себя замечательных людей, это определенный человеческий талант. 

- Даже не знаю, о названиях мне рассуждать сложно. Если говорить о книгах, то лично я начинаю без названия, оно возникает потом естественным образом и уже не меняется. К примеру, роман «Крысиная башня» изначально назывался «Мельник». Но издателю показалось, что это очень нейтральное слово, которое ничего не говорит о жанре. Тем не менее, про себя я все равно продолжаю называть книгу так. Когда в итоге утверждается не то название, которое родилось изначально, я становлюсь к нему равнодушна. После «неродного» оно может быть любым. Названия фильма изначально не были моими, поэтому у меня не было необходимости как-то выкристаллизовывать его из сценария. Не могу нащупать, какое из них будет правильным. Это дело режиссера и продюсера – тех, кто займется продвижением и рекламой фильма. 

- Если это дано, то всплывает само собой. В моем случае была случайно оброненная фраза «А почему бы тебе что-нибудь не написать?». Я зацепилась за нее. Потом мужа спросила «А не написать ли мне что-нибудь?». Он ответил «А почему нет?». Вскоре я поняла, что могу это делать. 

- Сегодня некоторые люди, считающие себя писателями, не могут правильно составить предложение или расставить запятые. Я в таких случаях говорю: представьте себе пианиста, который никогда не учился играть, и не умеет это делать, но заявляет «не принимайте всерьез ту какофонию, что слышите, душа-то у меня поет». Человеку, занимающемуся любым видом творчества, обязательно нужна техника, нужны механизмы, чтобы выражать свои мысли и чувства. Любое творчество – это коммуникация. Независимо от того, что человек производит, он должен обладать мастерством, чтобы читатель его понял.

- Мне обязательно все нужно делать по порядку, я тяну текст как нитку. Но если я чувствую, что нитка рвется, то никогда не буду насильно загонять историю или конкретный образ туда, куда он не загоняется. Я поняла, что если все правильно сделать в самом начале: прописать образы героев, выстроить конфликт, который дает интересную завязку, они все равно приведут к интересному финалу. Я очень люблю многофигурность. Сначала редактор ругал меня за это, а потом стали приходить отзывы от читателей – им нравится следить за историями людей, которые в финале вдруг неожиданно сходятся. Изначально кажется, что это совсем разные персонажи, но где-то с середины книги они начинают плотно увязываться друг с другом, дружить или наоборот конфликтовать. И читателям по душе такой пазл. Вообще, мне кажется, что момент игры очень важен. Человек остается человеком, пока играет. 

- После такой плотной работы над сценарием я по-другому стала смотреть на текст романа, поняв, что в кино есть приемы, которые очень хорошо срабатывают в литературе. То есть, какие-то вещи можно подавать более эффектно, делать «крючки» для читателя, как называют их писатели моего жанра. Хотя, если говорить о жанре, то я использую его скорее как художественный прием. Мне важнее, чтобы в книге присутствовали мысль, художественное наполнение, и чтобы при этом она была интересна читателю. 

- В период работы над «Крысиной башней», где действуют маги и экстрасенсы, я выкладывала кусочки романа в открытый доступ в интернете. Люди мне начали писать замечания по поводу артефактов, магии и так далее. Но я твердо уверена, что там, где у явления нет научной основы, автор имеет полное право придумывать. Что же касается человеческой психологии, то тут нельзя ничем поступаться. Я лучше переделаю сюжет, изменю какие-то сцены, чем оставлю в книге нелогичный с точки зрения психологии поступок. Иногда причины поступков героя неочевидны читателю, но я как автор должна знать, почему человек принял то или иное решение. Всегда читаю книги по психологии, но сначала стараюсь консультироваться со специалистами. Моя двоюродная сестра – Екатерина Басаева - психиатр, она часто помогает мне найти нужные материалы. Для новой книги я консультировалась с Юлией Чех, семейным психологом. После таких консультаций я очень часто изначальный замысел переделываю. После разговора с Юлией сюжет книги значительно изменился. Но я  консультируюсь не только по поводу психологии, я изучаю все новые для меня профессии или сферы жизни. Например, в «Крысиной башне» у меня есть шафер-дальнобойщик, постоянно попадающий в ДТП. А я не вожу машину. Пришлось найти двух экспертов: дальнобойщика, который помог определиться с маркой автомобиля и рассказал мне все об этих машинах, и инспектора ГИБДД, который помогал моделировать аварии. По крайней мере, ни одного замечания от мужчин, водящих автомобиль, я не получила. Здесь я углубилась в тему настолько, насколько это возможно. Я знала, и какая обивка у этой модели автомобиля, и из чего сделана кабина, и как это горит, куда идет дым, куда идет пламя, сколько у человека есть времени, чтобы выскочить. 

- Многие говорят, что я пишу страшные вещи, но у меня никогда не было намерения пугать. А потом подумала: если все настаивают на том, что я пишу хоррор, тогда  попробую это сделать. Новую книгу – ее название «Орфей оборачивается» - пытаюсь выстроить так, чтобы пугать по-настоящему, а не эпизодически, как раньше. На самом деле, между «Крысиной башней» и новой книгой есть еще одна, которая сейчас лежит в издательстве – «Полоса переменности», социальная фантастика. Именно в ней я пробовала новые приемы, которые мне дал сценарный опыт, так как она писалась параллельно с работой над сценарием. Мне интересно, что я еще могу из себя достать, интересны новые жанры. Социальная фантастика – жанр сложный, я пыталась еще в одной книге к нему обращаться, но тогда не справилась с масштабом. Сейчас мне кажется, что все получилось. Добавлю, что все жанры схожи – в каждом из них можно показать драматичность человеческого существования, используя свою систему образов и свои приемы. Совсем не обязательно на той же войне показывать нарочито страшные вещи, вплетать туда какую-то мистику - все зависит от угла зрения. 

- Получать премии по-человечески приятно, а номинирование на них важно, потому что кандидатуры выдвигают писатели и критики, которые много читают – в список «Интерпесскона» просто так не попасть. Их мнение для меня действительно значимо, это профессиональная оценка моего писательского труда. Кроме того, литературные премии обращают внимание на автора. Они дают шанс найти своего читателя, просигнализировать ему, что ты есть.